Детский офтальмолог Наталья Александровна Нагорная, которая обслуживает 10 000 человек в поликлинике Петроградского района г. Санкт-Петербурга, помогает выявить отклонения в зрении у малышей с самого рождения.
– Наталья Александровна, как получилось так, что Вы остановили выбор на своей специальности?
– Я родилась в семье врачей: мой дедушка заведовал клиникой военно-морской терапии, папа – онколог, мама – кардиолог. Я окончила Первый медицинский университет в 2002 году, вышла замуж за военного врача, и мы уехали на Север. Изначально я для себя выбирала направление акушерства и гинекологии, а когда приехала в Мурманск, то оказалось, что обучаться по данному направлению там возможности нет. Но мне предложили взрослую офтальмологию, и в Мурманской областной больнице я прошла ординатуру. Несколько лет была взрослым офтальмологом. А когда вернулась в Санкт-Петербург и пришла в поликлинику делать прививку своему ребёнку, мне предложили выйти здесь на работу. Конечно, я была взрослым офтальмологом, но меня всему научили – и вот уже 11 лет я работаю здесь.
– Не пожалели, что так получилось?
– Нет. Моя профессия настолько благодарная, что я ни за что её не брошу. Здесь, конечно, есть тонкости: к каждому ребёнку нужно найти свой подход. Кого-то заставить, кого-то завлечь. Но я привыкла, и дети меня любят. Не знаю, почему.
– С кем сложнее работать: с малышами или подростками?
– Сложнее с подростками, потому что есть такие виды патологии, когда приходится заставлять их надевать очки, лечиться, приходить на процедуры. А они не хотят. Малыши же более сговорчивы и очки носят более охотно. Вообще мы – детские офтальмологи – считаемся первым звеном, и всё зависит от нас. Если поставили вовремя диагноз, отправили в другие инстанции – спасли. А если пропустили, то ребенок придёт через год слепой. Поэтому надо постоянно учиться, совершенствовать знания.
– Ходите на курсы повышения квалификации?
– Сейчас я прохожу цикл «Ретинопатия недоношенных». Это подразумевает работу с детками, у которых идёт отслойка сетчатки. Они – самые сложные на сегодняшний день. И по нашей просьбе главный офтальмолог организовала нам цикл обучения, чтобы мы могли более глубоко изучать таких детей.
Ещё я занимаюсь ортокертологией. Это лечение рефлекционных проблем с помощью ночных контактных линз. Метод позволяет вылечить близорукость до 4–6 диоптрий и астигматизм до 1,5. Линза надевается на ночь и меняет эпителий роговицы, раздвигая его, тем самым изменяя луч преломления. И получается, что утром мы снимаем линзы и хорошо видим без всего. Эти линзы широко применяются для лечения прогрессирующей близорукости.
– Чьё это чудесное изобретение?
– Первые линзы появились в 1960-х годах в Америке. Около 15 лет назад метод пришёл к нам. Но подобрать ночные линзы – это недешёвое удовольствие: от 15 000 за штуку. Метод довольно молодой, некоторые ещё не доверяют ему. В Петербурге первой им стала заниматься компания «Доктор Линз». Конечно, ношение такой линзы вызывает некоторый дискомфорт, поскольку она немного меньше, чем роговица, но нужно перетерпеть и продолжать лечиться.
Что ещё я применяю? Плеоптическое лечение – с помощью мягких контактных линз. На один глаза надевается линза, которая вызывает затуманивание зрения, а другую мы даём полноценную. Это помогает избавиться от амблиопии (ленивые глаза).
– А сколько таких, как вы, специалистов в Петроградском районе?
– Вообще при каждой поликлинике должно быть по два врача, но это не всегда соответствует реальности. Я живу в этом районе, поэтому всех «своих» детей знаю в лицо. Я встречаю их не только в больнице, но и на улице, вижу их. Я всех отслеживаю, и не может быть такого, что ребёнок пропал на несколько лет и пришёл с запущенным заболеванием.
– Расскажите немного о том оборудовании, на котором вы работаете.
– Недавно привезли новое оборудование, которое позволит определить сразу все проблемы со зрением, имеющиеся у пациента. Но использовать его можно лишь с 11 лет, когда детки уже усидчивы и внимательны. А что касается малышей, то у нас есть аппарат для обследования грудничков с 6 месяцев – «Плюс оптис». Он помогает определить все фиксационный параметры глаза. Ещё я использую тонометр, который измеряет глазное давление с рождения. К сожалению, иногда приносят детей с врождённой глаукомой, и этот аппарат позволяет выявить заболевание сразу.
Но какая бы ни была аппаратура, процесс лечения – это колоссальная совместная работа офтальмолога и родителей.
– Все ли родители прислушиваются к советам, понимают необходимость лечения?
– К сожалению, нет. Многие считают, что очки – это диагноз. Они не понимают, что очки могут исправить многие проблемы. Некоторые боятся закапывать детям в глаза. Приходится проводить работу и с родителями, просвещать, убеждать. Ведь бывали случаи, когда после моего обследования дети уезжали в больницу непосредственно с приёма…
– Какая сегодня тенденция среди пациентов? Какие проблемы чаще встречаются?
– Могу однозначно сказать, что близорукость прогрессирует с каждым годом. Дети страдают близорукостью средней (3–6) и высокой (больше 6) степени тяжести. Очень много патологий связано с глазным яблоком – сосудистые заболевания… Что же касается детской астигматики и дальнозоркости, то эти заболевания все скорригированы. Мы их лечим на имеющемся оборудовании, и показатели очень хорошие. До года у детей бывает высокая дальнозоркость, но она потом быстро уходит. А если присоединяются мышцы, появляется косоглазие, то это уже показание для ношения очков. Даже если малышу всего 6 месяцев. Если степень в 3–5 диоптрий сохраняется к 5 годам, то не должно быть никаких сомнений в необходимости очковой коррекции зрения. Современная диагностика позволяет определить все проблемы на начальной стадии из развития.
– Как вы относитесь к лазерной и хирургической коррекции зрения?
– Всё зависит от степени близорукости и от возраста. Раньше 18 лет и говорить об этом не стоит: бывает прогрессирующая близорукость и в юношеском возрасте. А девочкам я бы не советовала задумываться о коррекции зрения до родов, потому что во время беременности провоцируется рост миопии. Высокую близорукость, конечно, надо убирать. Но все зависит от толщины роговицы, и это уже должны смотреть микрохирурги.
Зная свою патологию, нужно идти к узкому специалисту. И ни в коем случае не водить ребёнка ко взрослому офтальмологу! Это два настолько разных течения, что между ними нет практически ничего общего, и после обследования взрослым офтальмологом допускаются грубые ошибки в диагнозе и методе выбранного лечения, которые будет сложно исправить.
– Спасибо Вам за рассказ! Пусть среди ваших пациентов будет как можно больше положительной динамики!
Беседовала Марина Чибисова
Автор публикации
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.