77 лет назад в Ленинграде загорелись Бадаевские склады. Началась блокада – самое страшное испытание для жителей города на Неве в XX веке…
Сегодня, в честь памятной даты, мы публикуем интервью с удивительной женщиной – Надеждой Александровной Шепелевой, которая встретила Великую Отечественную войну в 19 лет, а вскоре стала командиром сапёрного взвода…
– Надежда Александровна, расскажите, как вы встретили войну.
– Это был выходной. День тогда выдался солнечный, чудесный, тёплый! Вся страна безмятежно отдыхала. Известие о том, что началась война, я услышала в Сестрорецке. Конечно, сразу бросилась в город. Не понятно было, с кем воюем, ведь с немцами был договор о ненападении… Уже позже я узнала из литературы, что с 4 часов утра в Смольный поступали шифровки о передвижениях гитлеровских войск. А немцы в это время бомбили на Балтике, совершали налёт на Выборгский аэродром… Но наши лётчики были начеку, и 29 раз до блокады они не пустили фашистов на Ленинград!
Вернувшись, я поняла, что Ленинград изменился до неузнаваемости. Здесь не осталось ни одного праздношатающегося человека. Каждый был занят делом: кто-то спешил в военкомат, кто-то в Мединститут – сдавать кровь. Очередь там была неимоверная: все понимали, что будет много раненых, и она понадобится.
– Паники в Ленинграде не было?
– Нет. Напротив, все принялись решать важные задачи. Мы, молодёжь, тогда не испугались, потому что просто не знали, что такое война. Все надеялись на блиц. Никто не думал, что война так затянется. Появилось много задач: нужно было эвакуировать людей, провести мобилизацию, создать ополчение, вывести или спрятать ценности…
Того, как наших мальчишек выставляли в окна из военкомата, я не забуду никогда. Все же лезли на фронт.
– Первый день блокады помните?
– Конечно.
Когда пал Шлиссельбург и загорелись Бадаевские склады, по всему Ленинграду разошлась жуткая вонь, взвился дым. А потом – первый налёт… Это был тот самый 29-й налёт, в который немцы прорвались в город. Первый день блокады был самым страшным. Когда наступил отбой воздушной тревоги, стал работать метроном. Так мы жили все 900 дней: то обстрел, то налёт, то метроном…
А потом начались холода и голод…
– Как жил осаждённый город?
– Мы отдавали все: силы, сбережения и труды – в фонд обороны. «Всё для фронта, всё для победы» – это не пустые слова! В подготовке города участвовали все: и военные, и моряки, и учёные, и рабочие. Мы не были героями, просто делали всё, что было необходимо: заклеивали окна бумагой, чтобы при обстреле они не вылетали; сбрасывали с крыш бомбы. Кстати, багры были очень тяжелые, и я придумала их пинать ногой. В итоге летели бомбочки между стен домов вот прямо под окна (указывает на небольшое пространство перед лестницей между стенами дома). В то время был необыкновенный подъём у людей. Не знаю, откуда, только силы у нас брались. Мужчины с заводов ушли на фронт, а жены их встали за станки.
В начале 1942 года меня взяли на завод «Линотип» («Ленполиграфмаш». – Прим. автора) механиком по ремонту станков. Надо сказать, что станки без конца ломались… Целый день только и раздавалось «Мехаааник, станок стоит!». Ремонтировала по наитию, и бывало, что станок после этого начинал работать – я искренне радовалась.
Ближе к весне всё население и армия были мобилизованы на сколку льда. Канализация не работала, поэтому появилась угроза эпидемии. Люди вышли и дружно вычистили город. Так ленинградцы предотвратили эпидемию – это величайшая заслуга жителей.
– Вы же ещё служили?
– Да, я недолго проработала на заводе. Месяца через два меня мобилизовали в МПВО. Я пришла в казарму, а там одни мужчины и все бородатые, взрослые… И я решила, что не останусь на ночь в части. Часовой меня не выпускает, я ему объясняю, что домой ночевать пойду, а приду утром. Пригрозила, что если не выпустит, всё равно убегу. Он сжалился и разрешил мне выйти через дырку в заборе, а к 6 утра быть на построении.
Так и сделала. А потом… Я уже и не помню, как и где ночевала, но тех бородатых уже в казарме не было, наверное, куда-то их отправили.
Нас, конечно, обучали. Мне легко далась вся эта военная наука. Командир роты меня сразу выделил, и я довольно быстро стала командиром отделения, а потом – командиром взвода химической разведки.
Взвод был смешанный, но очень хороший. Мой заместитель, командир первого отделения, был опытный дядька, чех по фамилии Станчев, которого все ребята звали «Стариком». Он был опытнее всех нас и давал мне советы, а когда было нужно, то и прикрывал: я могла уйти по своим делам без увольнительного.
– А что делал ваш взвод?
– В 1944 году взвод стал саперным, подведомственным МЧС. Мы строили железную дорогу на линии фронта до Петергофа. Нужно было восстанавливать колею, которую бомбили все три года.
В то же время в тех местах апробировались наши катюши. Выстрелами они сносили всё на своём пути, подстригая деревья.
Кругом было множество мин. Нужно было быть очень осторожными. Тогда мины обозначались колышком, на котором рисовали слона. Куда слон показывает хоботом, там и лежит минное поле.
А потом меня демобилизовали, после Победы. Её я встретила под Володаркой.
– После того как открыли Дорогу жизни, стало легче жить в городе?
– Да, сначала зимой появилась Дорога жизни, потом летом флотилия Черокова. Торпедные катера смогли привезти намного больше продовольствия, чем пришло по Ладоге.
Мой муж служил на линкоре «Октябрьской революции» под командованием В. С. Черокова и носил мне из пайка американскую тушёнку. Скажу, что ничего более вкусного я в своей жизни не едала…
– Наверное, потому что в блокадном городе больше ничего и не было?
– Наверное. Мы и чечевичную кашу тогда обожали. А Гитлер бросал нам листовки с такими стихами: «Дорогой товарищ Сталин! Мы заняли город Талин. Чечевицу доедите – Ленинград нам отдалите». Нам, конечно, запрещали поднимать эти листовки, но я всё-таки прочитала одну и запомнила слова на всю жизнь.
– Какое самое яркое, эмоциональное воспоминание осталось в вашей памяти с военных лет?
– День прорыва блокады. Наша первая, наша Ленинградская победа! Мы тогда доказали, что этот монстр Гитлер победим, что с ним можно бороться! Мы не просто прорвали блокаду, но и удержали этот рубеж.
Расскажу подробно. Мне тогда взгрустнулось, и я ушла в город смотреть кино. Вдруг, посреди фильма, сеанс обрывается и нам сообщают о том, что советские войска оттеснили фашистов! Та картина по сей день стоит у меня перед глазами: затемнённый город, белоснежные сугробы и толпы ликующих блокадников, которые высыпали на улицы. Салют бьётся разноцветьем, грохочут родные пушки, лаская наши уши! А на земле ликование и единство людей! На мне повисла какая-то дамочка, которая принялась меня целовать и обливать слезами. «Солдаточка! – говорит мне она. – Ведь это же значит, что хлеба прибавят?» Я тогда ещё подумала: откуда у нас столько дистрофиков?
Потом через год, когда уже полностью освободили город, снова началось всеобщее ликование. Но накал был гораздо слабее, чем в прорыв.
– Спасибо, Надежда Александровна, за рассказ! Желаю долголетия и здоровья!
Беседовала Марина Чибисова, 2015 год
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.